— Крест, святая вода, Библия… Я плохо знаком со святынями мусульманства — думаю, в этом вы разбираетесь лучше меня,— но может быть, Коран… — он вдруг запнулся, поняв, что звучит все это как-то нелепо.— Я и сам в эхо, конечно, не верю, но если исходить из фильмов и книг, то все эти дьявольские существа — вампиры, демоны, духи,— боятся всего этого, вот я и подумал, что на них могут действовать религиозные символы.
Он замолчал. Старик же качнул головой:
— Похоже, вы немного не понимаете ситуации, комиссар. Все упомянутое вами очень далеко от действительности: как вы сказали, вампиры и демоны — лишь персонажи фильмов и книг, их истинная сущность давно искажена и не имеет отношения к реальности, гулы же вполне реальные существа… Что же касается религиозных святынь, то они настолько же соотносятся с действительностью, насколько искажены реальные сущности демонов и вампиров: Библия и Коран не могут действовать на гулов по простейшей причине — они лишь символы современных религий. Гулы существуют столько же, сколько и мир, христианство — последние две тысячи лет, ислам — и того меньше. Это всего лишь очередные религии, развившиеся из предшествующих им, пройдет какое-то время — и они сменятся более развитыми, поэтому надеяться на то, что их символы будут действовать на существ в тысячи раз более древних, чем они сами,— по меньшей мере, глупо.
Гольди нахмурился — с последними словами Аз Гохара он согласиться не мог,— но понимая, что сейчас не время для споров, сказал:
— Хорошо, давайте не будем вдаваться в религиозные диспуты. Но если вы говорите, что христианские и исламские святыни на гулов не действуют, то вопрос от этого не исчезает: что в таком случае действует на них?
Глядя в глаза комиссара, старик протянул:
— Гулы — это реальные существа, живущие в этом мире, но своей природой противопоставленные людям. И то, что во благо человеку, ненавистно гулу. Поэтому больше всего они боятся того, что Ормазд дал своим детям, того, что сопровождало человечество на протяжении всей истории и помогало ему.
Гольди недоуменно нахмурился, и Аз Гохар пояснил:
— Огонь… Больше всего они боятся огня, комиссар, потому что он — друг человека и враг гулов…
Проехав дюжину переулков, ведущих от его дома к центру Террено, Франческо оказался в квартале от площади, расположенной в восточном районе города и известной среди терренцев как пьяцца ле деи Торри. Название свое она получила из-за находящегося на ней Музея естествознания, расположенного в здании старой ратуши,— высота башни последней достигала двадцати метров, и, пожалуй, в Террено это было одно из самых высоких строений.
Подъехав к проулку, ведущему к площади, Франческо остановил «хонду» в пяти метрах от угла крайнего дома, заглушил двигатель и какое-то время сидел неподвижно, глядя на улицу. За последние полчаса он видел достаточно трупов, но настораживали его не сами покойники, усеивающие улицы с пугающей частотой, а те, кто по ним мог передвигаться,— оказаться ими могли случайно выжившие горожане, но с еще большей вероятностью это могли быть гулы.
С минуту Франческо оглядывал переулок, но не заметил в нем никакого движения. В двадцати метрах от «хонды» на мостовой лежало пятеро мертвецов: их руки и ноги, переплетенные в немыслимую комбинацию, создавали иллюзию, что это не люди, а кегли, рассыпанные ударом сумасшедшего игрока, однако, кроме этих покойников, глазу остановиться было не на чем. Еще какое-то время Франческо осматривал улицу, после чего распахнул дверь машины и выбрался на дорогу. Ширина переулка в этом месте не превышала четырех метров. Стены домов вздымались по обе стороны от него и смыкались вверху, оставляя между крышами узкую полосу, сквозь которую видны были свинцовые облака… Внезапно Франческо осознал то, на что не обращал внимания раньше: погода за последний час резко ухудшилась — стало заметно прохладней,— в узком же переулке, куда не проникали лучи, холодный воздух словно сгущался… Чувствуя, как по телу прокатывается озноб, Франческо поежился и открыл заднюю дверь.
На заднем сиденье «хонды» лежало то, что он взял из багажника оставшейся у его виллы машины,— теперь это были последние вещи, связывавшие его с миром живых. Протянув руку, Франческо поднял с сиденья небольшую дорожную сумку, раскрыл ее и принялся экипироваться.
Первым делом он выудил из сумки «беретту» с разрывными патронами и сунул пистолет за ремень. Горсть запасных патронов он бросил в карман, опустил сумку к ногам и достал из машины подсумок с зарядами. Продев ремень через голову, укрепил его на правом плече, застегнул вокруг пояса кожаный ремешок и прикрепил его к подсумку с зарядами — теперь тот был надежно закреплен на левом бедре… Склонившись к открытой двери, Франческо обеими руками взял лежащий на сиденье гранатомет и вытащил его из машины — восьмидесятисантиметровая труба была не очень тяжелой и весила не более пяти килограммов. Развернув крепящий ремень, Франческо продел его через голову и закрепил на левом плече. Закинув гранатомет за спину, подтянул ремни — так, чтобы труба плотно прилегала к спине,— взял лежащую на мостовой сумку и отправился к площади…
План, которого решил придерживаться Франческо, был прост: для начала ему необходимо узнать, что происходит в Террено. С башни Музея естествознания просматриваются четыре пятых «старого» города: пьяцца дель Фуоко с расположенным на ней комиссариатом, улицы восточного района и порт, Вилладжо-Верде, шоссе на Морте-Коллине и даже чимитеро ди Джованни. Если ему удастся забраться на башню, он сможет увидеть весь город и понять, что делают гулы. Только после этого он сможет предпринять что-то сам. Идеальным для него вариантом было бы захватить одиночного гула, чтобы разузнать об этих тварях побольше, впрочем, сгодится и их небольшое скопление — пара зарядов разнесет гулов в клочья.