— А ну, стой! — еще раз крикнул полицейский с красным лицом и выстрелил вверх.
Звук одиночного выстрела разорвал тишину над поляной. Спрыгнувший со стены секунду не двигался, затем поднял руки над головой, выкрикнул: «Не стреляйте!» и неожиданно — к удивлению комиссара — бросился к воротам… Обойдя полицейского, Гольди замер сбоку от него, держа оружие наготове. Следя за приближающимся незнакомцем, он отметил, что еще один полицейский, стоявший у патрульных машин, повернулся в их сторону.
Быстро пробежав пятьдесят метров, отделявшие его от ворот, незнакомец оказался возле машин. Когда между ним и полицейскими оставалось не больше десяти метров, Гольди, подняв автомат, приказал:
— Стоять! Лицом к стене! Руки на стену!
Тяжело дышавший человек выполнил приказание комиссара: повернувшись лицом к стене, положил руки на ее поверхность и повторил:
— Не стреляйте!
Гольди сделал знак полицейскому. Краснолицый патрульный достал из-за пояса наручники и приблизился к замершему у стены незнакомцу. Пока Гольди держал того под прицелом, полицейский опустил его руки вниз, завел их за спину и, надев наручники, обыскал.
Через секунду он объявил:
— Он без оружия,— и повернул человека лицом к Гольди.
Комиссар взглянул на незнакомца, но не сразу поверил увиденному. Он приблизился к нему на пару метров и лишь тогда выдохнул:
— Борзо?
Франческо Борзо, лицо которого было сковано странным напряжением, искажавшим правильные черты его лица, судорожно сглотнул и выдавил:
— Увезите меня отсюда!
— Что? — спросил Гольди, не ожидавший подобной реплики от стоящего перед ним человека.
— Увезите меня отсюда! — повторил тот.
— Увезти вас отсюда? — переспросил комиссар.
— Да… Ведь вы Гольди? — Борзо тоже узнал стоящего перед ним полицейского.— Я отвечу на любые вопросы, но сначала увезите меня из этого монастыря!
Гольди сделал шаг к Борзо, остановился и смерил его внимательным взглядом… По роду работы он слышал о доне Франческо чуть ли не каждую неделю, но напрямую им сталкиваться не приходилось: при расследовании убийств, даже если в нем были замешаны люди Борзо, ниточки никогда не вели к нему — все обрывалось на простых исполнителях. Лично они, конечно же, встречались, и не раз: иногда — просто на улице, иногда — в муниципалитете или магистратуре, а уж знал он о Борзо, наверное, больше, чем о любом другом жителе Террено. Но заниматься непосредственно им ему не доводилось — это был удел покойного Агуанто Манари… И вот теперь человек этот стоит в метре от него, среди своих убитых людей. «На этот раз ему не отвертеться»,— подумал комиссар и спросил:
— Что произошло в монастыре, Борзо?
— Я отвечу на любые вопросы,— повторил тот,— но сначала увезите меня в Террено.
Гольди сжал рукоятку «узи» и скрипнул зубами. Неожиданно перед его мысленным взором, словно в кошмарном калейдоскопе, промелькнули недавно виденные картины: Санти Эстебане, навалившийся грудью на окровавленный руль, трупы полицейских в расстрелянных машинах, десятки убитых перед воротами монастыря и в монастыре… Ему вдруг захотелось ударить стоящего перед ним человека — ведь он наверняка знает, что произошло здесь недавно, но не хочет отвечать. Так просто выколотить из него признание — пару раз рассечь лицо автоматом, а потом… Гольди вдруг замер: его поразило выражение, промелькнувшее на лице Борзо, словно кошмарный страх, испытанный этим человеком недавно, вновь всплыл в его сознании. Пока он смотрел на него, Борзо несколько раз бросал настороженные взгляды на заросли ив, окружающие поляну, словно ждал, что сейчас оттуда появится Смерть. «Что-то сильно напугало этого человека,— понял Гольди,— и вряд ли это простой факт расстрела…»
Свободной рукой он ухватил Борзо за плечо и молча поволок в сторону полицейских машин. Краснолицый патрульный последовал за комиссаром, поминутно оглядываясь по сторонам — на неподвижные заросли ив и четырехметровую стену.
Оказавшись у своей машины, Гольди открыл заднюю дверь «ланчи» и пихнул Борзо внутрь. Потом он захлопнул дверь, и упавший на сиденье человек оказался в ловушке — задняя часть «ланчи» была отрезана от передней стальной решеткой, дверь изнутри открыть было невозможно.
— Посмотри за ним,— на всякий случай приказал Гольди полицейскому и, развернувшись, прошел к машине, в которой сидел начальник полиции.
Плацци в этот момент разговаривал с кем-то по рации. Увидев Гольди, он кивнул ему и сказал еще несколько слов в микрофон. Потом отложил рацию и вопросительно посмотрел на комиссара.
— В монастыре десятки убитых,— выдохнул Гольди.
Плацци механически кивнул:
— Только что Мутти доложил по рации: Ональдо мертв, все его люди — тоже. Вдоль восточной и северной стен — около пятидесяти трупов гражданских.
Чувствуя, что напряжение последних минут почти физически отзывается в его голове тупой болью, Гольди спросил:
— Доктор, что произошло в этом монастыре? Если все люди Пандоры и Борзо мертвы, то кто их расстрелял?
Какое-то время Плацци молчал, глядя на комиссара изучающим взглядом, потом сказал:
— Я видел, что вы взяли Борзо?
— Я бы сказал, что он сдался сам.
— Понятно… Ну, что же, вот он и ответит на ваш вопрос, комиссар. Гольди нахмурился:
— Доктор, его что-то здорово напугало. Он отказывается отвечать на вопросы здесь. Просит, чтобы его увезли в Террено.
— Так сделайте это.
— Что вы имеете в виду? Ведь здесь…